Собралась было написать новый пост о памяти и здоровье, но последние несколько дней провела, буквально вцепившись в «Авиатора», который путешествовал со мной в метро, в автобусе и сопровождал дома. Поняла, что пока не дочитаю и не напишу пару слов – не будет другой статьи. Кстати, книга тоже в какой-то степени о памяти. Немного трудно писать, не раскрывая фабулы, но тогда пропадет интрига, а она будет присутствовать какое-то время. Поэтому ограничусь другим подходом. Недавно близкий человек, прочитавший, как и я, сначала «Лавра» (о котором уже был пост), а потом «Авиатора», сказал, что книги Водолазкина ощущаешь не мысленно, а физически. И согласилась. А эта книга будет буквально наполнена запахами и звуками – это часть задачи. История героя не только временнАя. «Ее особенность состоит еще и в том, что состоит она не из событий, а из явлений… ее событием является все, что ни происходит на белом свете. Включая, разумеется, самовар и кузнечика… Потому что и тот, и другой распространяют спокойствие и мир. В этом-де их историческая роль». Так и будут герои книги спорить о том, что формирует человека, будут рассматривать историю с разных точек зрения, спорить, протягивая для нас, читателей, ниточки запахов и звуков и канаты событий между прошлым и будущим.
Есть в книге и мощная тема преступления и наказания, продолжающая Достоевского. «Как вы полагаете, удар, который я наношу ближнему своему, ведь он должен следовать до того, как я попрошу у него прощения? Такова последовательность событий?» У героя на этот счет свой ответ, который и нас заставит задуматься. «Что может быть выше справедливости! – крикнула я… Он подумал. Сказал: – Наверное, только милость.» В этой книге много всего, что меняет привычные представления о событиях жизни, и побуждает нас постоянно размышлять, а не просто следовать за увлекательным сюжетом. Книга не совсем легка для чтения, в ней много тяжелых и грустных моментов, связанных с непростой историей нашей страны, но оторваться от нее трудно.
Кстати, прочитала, что Водолазкина у нас называют «русским Умберто Эко», а в Америке – «русским Маркесом». И мне кажется, что время превратит его в классика русской литературы.
